Кто-то окликнул его, когда он вошел. Нет, ему показалось. За соседним столиком мужчина средних лет кончал есть суп. Он звучно глотал, шумно дышал, но делал это с таким удовольствием, что Паскаль, шокированный поначалу, стал наблюдать за ним с интересом. Проглотив последнюю ложку, гурман вытер губы ладонью, перевел дыхание и благостно посмотрел вокруг. Паскаль встретился с ним глазами и, улыбаясь, спросил:
— Ну и как?
— Потрясающе!
И засмеялся радостно и застенчиво. Хотя он и сидел, можно было угадать высокого мужчину весьма плотного телосложения. Редкие, но еще черные волосы слегка завивались на затылке и висках, темно-карие глаза блестели весело и дружелюбно. Они поговорили о великолепии кухни «Пилота», о ветре и дожде и затем друг о друге. Люди уж так созданы, что обожают рассказывать о себе и берут в конфиденты первых встречных, которым их секреты ни к чему.
Ближе к десерту сотрапезники уже сидели за одним столом, полные доверия и симпатии. Разговор вертелся вокруг кино. Собеседник Паскаля, который представился как профессор Метцер, хорошо знал тему. Он рассуждал о талантливых молодых режиссерах, о необходимости субсидировать их творческие порывы, о сомнительных и мимолетных удачах экспериментального киноискусства.
Паскаль рассказал, что его жена занимается кинокритикой и даже ведет рубрику в еженедельнике «Уголок женщины», где подписывается «Андре Аш».
— Андре Аш! — профессор даже подпрыгнул на стуле. — Я ее хорошо знаю. Талантливо пишет! Великолепные суждения!
Счастливый Паскаль Арно вынул из бумажника фотографию: смеющаяся Андре обеими руками треплет свои пышные белокурые волосы. На этом прелестном снимке его жена казалась даже красивее, чем в действительности.
— Она самая, — улыбнулся профессор Метцер. — Очаровательная женщина.
— Вы знакомы? Вы встречались с ней?
— Разумеется. Я ее часто видел в «Тревлинге».
— В «Тревлинге»?
— Ну да. Это кабачок, где собираются журналисты, актеры и вообще разные кинодеятели. Я туда захаживаю иногда. Особый, очень занятный мирок.
Паскаль ничего не понимал. Он сидел молчаливый и задумчивый. Его жена никогда не упоминала об этом кабачке. Пустяки, разумеется, велика важность повидать друзей после работы. Он сам когда-то любил съездить в Люксембург на денек-другой. Стоит ли грустить по такому поводу! И все же его удивило, что она скрывала подобные вещи. Это не в стиле Андре.
— Вы что-то помрачнели, — заметил профессор. — Неужели я допустил какую-нибудь бестактность? Извините, ради Бога.
Паскаль очнулся.
— Ни в коей мере. Я просто размышлял о своем вынужденном отпуске, обо всех неприятностях моей работы на факультете. Я загрустил о нормальной жизни, где не ведут счет печалям и радостям, не остаются наедине со своими мыслями…
Он с трудом выговаривал эти фразы. Что-то подсекалось, распылялось, расползалось в нем. Так в стене, подставленной солнцу и ветру, крошится один камень, потом другой, и брешь расширяется. Идея, что Андре скрывает нечто, даже пустяк, захлестнула сердце мучительной холодной волной.
Он на мгновение скрыл лицо в ладонях, потом резко откинул голову, сослался на усталость, на спешные дела, чтобы только поскорей завершить пагубную эту встречу. Профессор Метцер вежливо поднялся.
— Вы меня найдете здесь в любой вечер. Буду рад еще раз повидаться с вами.
— Я также, — заверил Паскаль.
Заведомая ложь. Этот человек отравил ему вечер, отдых и, вероятно, жизнь. Ему вдруг показалось, что в мире живут только враги, желающие его обмануть, принуждающие быть всегда настороже, вселяющие в него постоянное недоверие. Он проклинал этого Метцера, в то же время убеждая себя, что тот не мог питать враждебного замысла и не имел никаких резонов изобретать подобную историю.
На следующий день, в пятницу, Андре, как всегда, приехала на уик-энд. Паскаль клятвенно обещал себе не допрашивать ее, но использовать какую-либо случайность в разговоре. Увы. Добрые намерения испарились моментально. Сидя напротив оживленной Андре, Паскаль ощутил, как его лицо стягивает фанатическая решимость. Это было сильнее его. И он донельзя глупо ринулся в атаку.
— Я хочу тебя спросить кое о чем, только обещай ответить откровенно.
Она подняла глаза, разумеется, заметила выражение его лица, но ее улыбка осталась неизменной.
— Ну что еще?
— Видишь ли… Ты ведь иногда заходишь в «Тревлинг»?
— А что это такое?
— Кабачок, где собираются разные кинодеятели.
— Кажется, я слышала название. Правда, не знаю, где это находится, и никогда там не была.
Паскаль Арно облегченно откинулся на спинку кресла.
— Ну конечно! Так я и думал!
Андре посмотрела вопросительно и немного беспокойно.
— Что еще за история?
Он ей все объяснил в двух словах, не скрывая своей нервозности и дурного настроения. Она его легко разубедила. Обычное заблуждение. Профессор, очевидно, общается с массой людей и легко мог ее перепутать с кем-нибудь.
Они посмеялись над инцидентом и провели вполне приятный вечер. Андре даже похвалила его.
— Мне кажется, дела обстоят неплохо. Побольше спокойствия и оптимизма. В конце месяца, думаю, ты сможешь возобновить работу.
Суббота и воскресенье прошли великолепно, только слишком быстро. Погода стояла мягкая. Приятным тихим вечером он провожал Андре на вокзал. В безветрии воздух обрел нежную прозрачность. Солнце уже зашло за горизонт, но небо светилось торжествующим колоритом: лилово-цикламеновое, оранжевое, медно-красное смешалось во влажной озаренности и, отражаясь в море, искрило, пьянило, взрывало недвижную поверхность воды.