Он толкнул низенькую дверь, и в лицо знакомо пахнуло прелью, соломой, навозом. В боковое оконце свободно проникал свет…
Громадная свинья, ворча, поднялась с подстилки, повернула к нему рыло. В ее глазах, прикрытых жесткими белыми ресницами, блеснул мрачный, лукавый огонек.
— Завтрак на столе, — послышался голос хозяйки.
Он вышел, пятясь, почему-то до смерти страшась повернуться к свинье спиной. На солнечном пороге он усмехнулся: какую дикую двойственность придает освещение даже пустяковым предметам и существам! Ночь и солнце — какая разница, ночь и солнце… Но это здравое рассуждение утешило его только наполовину.
— Кофе! — снова крикнула хозяйка.
В последний раз он бросил взгляд на полуоткрытую дверь, чтобы никогда больше не забивать голову подобной чепухой. Свинья мирно лежала на боку, выпятив огромное брюхо.
Все тихо и мирно. Очевидно, это его воображение сыграло с ним злую шутку. И однако…
И однако, куда девался дамский велосипед, прислоненный к стене?
Людей воистину загадочных очень мало.
Э. В. Эшман
Сначала это казалось далеким гулом колокола. Или наковальни… Уточнить, честно говоря, было трудно. Во всяком случае, гул металлический. Бронзовые удары по железной плите. Ухо мое, безусловно, распознавало железную плиту. Дальний тонкий, хрупкий звук повторялся в одной и той же каденции, усиливался, наливался мало-помалу, приближался, нарастал и заполнял весь дом.
Сначала я сжимал пальцами уши и бормотал про себя: «Это там внутри». Но там внутри все молчало.
Я не решался откровенно сказать: «В доме привидение». Чушь какая-то. Да и потом, слово «привидение» казалось слишком наивным и устарелым.
Однако другого объяснения не находилось. Самым логичным оставалось признать, что привидение удостоило дом своим присутствием. Мой приятель Терпугов только накалил мою суеверную подозрительность. Однажды он остался у меня ночевать. На рассвете удрал без завтрака, даже не дождавшись моего пробуждения. Позже сознался, что в моем доме его все время мучило ощущение присутствия чего-то сверхъестественного, от которого необходимо избавиться как можно скорее; вероятно, прибавил он, это не угрожало хозяину дома, но ему — несомненно.
И с тех пор я не мог успокоиться и напряженно вслушивался в ночь. Мне казалось, что до меня доносится шорох маятника и тихий звон часов. Я говорил себе: «Ночь совершенно тихая. Это бьют часы у соседа». Нонсенс. С той стороны нет соседей, там пустырь.
Конечно, это не случалось часто. Иногда ничего не происходило целыми неделями.
Однажды ночью я услышал что-то. Нет, не часы. Шум воды в трубах. Но шум непривычный, необъяснимый.
Спустя несколько дней вновь донеслись бронзовые удары по железной плите, но почему-то со стороны бульвара. Я даже подумал, не ремонтируют ли трамвайные пути. Беглый взгляд в окно убедил в ошибочности моего предположения.
И я довольно быстро оставил поиск рациональных объяснений. Все говорило в пользу странного и тайного присутствия. Согласившись с этим, я почувствовал облегчение.
Думаю, меня поймут многие.
Но произошла вещь более серьезная. Однажды ночью я вдруг проснулся от страха. Я приподнялся на постели, застыл, затаив дыхание, и так сидел долгие минуты, слушая прерывистый стук сердца. С верхнего этажа, с чердака возможно, кто-то спускался. Около дверей моей комнаты шаги остановились в нерешительности. Затем шорох, царапанье ногтем о дверную панель.
Я живу один. Кто мог фланировать по дому? Увы, у меня не хватало смелости вскочить, распахнуть дверь, закричать: «Кто там?» Меня парализовал постыдный страх неведомой, ужасной встречи. Я продолжал сидеть на постели. На лбу проступил холодный пот, губы тряслись, ноги заледенели, а сердце выстукивало уж не знаю какую мольбу…
По счастью, шаги возобновились, удаляясь. Спускались по лестнице. Скрипнула, открылась парадная дверь, дабы кого-то выпустить. Потом ее толкнули извне, и она закрылась с тем мучительным треском, от которого всегда дрожал весь дом.
Я сразу пришел в себя, вскочил, пробежал по ступенькам, зашлепал босыми ногами по плиточному полу коридора.
В коридоре и близ входной двери ко мне вернулось ощущение уверенности и даже некоторой смелости: за дверью была улица, ходили люди, ездили машины — можно было убежать, позвать на помощь, скрыться от неведомой угрозы пустого дома…
Схватившись за ручку двери, я вдруг обратил внимание на странную вещь: дверь была тщательно закрыта… изнутри. Немыслимо. Снял засовы, ступил на порог, посмотрел…
Пустынная улица. Метрах в двадцати маячил силуэт неторопливо удаляющегося прохожего.
— Эй! Месье!
Прохожий неуверенно обернулся, поискал, кто зовет, увидел меня в светлом проеме раскрытой двери.
— Месье, будьте добры. Одну минуту.
Он медленно двинулся в мою сторону. Я схватил с вешалки пальто и накинул на пижаму.
— Извините, Бога ради, — обратился я к незнакомцу, который приближался с недоверчивой физиономией, — можно вам задать один вопрос?
Это был симпатичный с виду мужчина среднего роста. Он носил пальто строгого, почти военного покроя, застегнутое наглухо. Сдвинутая назад шляпа открывала интеллигентный лоб. Лет, вероятно, около шестидесяти.
— Извините за нелепый вопрос, — начал я. — Вы сейчас не выходили из этой двери?
Он озадаченно смотрел на меня серыми, очень живыми, очень подвижными глазами. Видимо, соображая, как себя вести с человеком, который заранее извинился за нелепость вопроса. Возможно, принял меня за субъекта сомнамбулического или безумного. Возможно, знал куда больше меня.